Одними из первых удар приняли на себя врачи Национального госпиталя. Сюда везли пострадавших, поскольку больница расположена в нескольких кварталах от площади, где погибали люди.

Заведующий отделением нейротравматологии Национального госпиталя Бектемир Мукамбетомуров вспоминает, как медики справлялись с массовым поступлением пострадавших.

- День был обычный, приблизительно к обеду нам позвонили из санавиации и предупредили, что из-за митинга могут поступить пострадавшие. Вы ведь знаете, наше отделение является экстренным по приему людей с черепно-мозговыми травмами, травмами позвоночника, сочетанными травмами. Что произойдет дальше, не ожидал никто.

Почти одномоментно начала поступать масса раненых. Кого-то привозила скорая, но в основном раненых везли на попутном транспорте, несли на руках. Мы открыли ворота на Тоголока Молдо, чтобы их было удобнее доставлять. Одномоментно поступили сотни больных. Конечно, изначально мы не были готовы к такому. Приемное отделение не справлялось, и мы начали сортировку прямо на улице. Я всю жизнь работаю в экстренной травматологии, занимаюсь экстренной хирургией, участвовал в Баткенских событиях, в Узгенских событиях и взял руководство на себя. Я командовал: этого больного положите в реанимацию, этого везите в клинику Ахунбаева, этого в сосудистую хирургию, других везите в четвертую, в урологический центр. У нас несколько машин санавиации, но они не справлялись, ведь у нас огромная территория госпиталя.

Это невозможно забыть. Было ощущение, что в стране происходят боевые действия, стоишь на улице, кто-то кричит от боли: помогите! Кто-то уже без сознания, в коме, кого-то заносим в реанимацию, тут же привозят новых раненых. Основной поток шел сюда, потому что мы находились очень близко от происходившего.

Через нашу реанимационную службу прошли около 40 больных, в моем отделении были около 30 больных. Кому-то стреляли в голову, кто-то падал и ударялся головой, поэтому было очень много людей с черепно-мозговыми травмами и с сочетанными травмами. Ранения были от настоящих пуль. Пули были и в позвоночном столбе, и в спинно-мозговом канале, в голове.

В какой-то момент умерших стало очень много. Многих пострадавших доставляли уже мертвыми, и мы не могли их спасти. У нас в больнице нет морга, стал вопрос: где их размещать. Мы нашли комнату в подвальном помещении и спустили около 20 человек. Молоденькой доктору-женщине мы дали поручение фиксировать умерших по приметам, одежде, документам. Ведь шли родственники, искали своих близких. По моей просьбе руководство дало две машины, чтобы я мог направить их в морг, а этих машин было совсем мало. Мы пытались направить в одной машине тела сразу двух-трех умерших, но меня чуть не побили их родственники. «Это ведь люди!» - кричали они. Конечно, я их понимаю, но у меня совершенно не было резервов. Я извинился перед ними, и мы стали всех отправлять по одному.

Конечно, мы, врачи, многое видели в жизни, видели много пострадавших, но у меня было ощущение, что мы беспомощны, что государство беспомощно, здравоохранение беспомощно. У нас не хватало лекарств, машин, каталок, носилок, перевязочных материалов. Я благодарен некоторым коммерсантам, простым гражданам, они приходили и спрашивали: чем помочь. Я помню, как аптечное управление завезло коробки с медикаментами. Многие, как могли, проявляли гражданский долг. На утро стали идти люди, спрашивали, чем помочь. Это согревало душу.

На работу безоговорочно пришел весь персонал, даже те, кто уже отдежурил и длительное время не спал. Мы не спали, не ели. Уже под утро кто-то принес немного хлеба, чтобы мы перекусили, ведь магазины, киоски были разграблены.

Когда уже все страсти улеглись, конечно, мы беседовали с ранеными. Кто-то действительно шел за идею, кто-то просто пришел посмотреть и случайно получил ранение. Но мы не разбирались, кто революционер, кто нет, лечили всех. Поступили к нам здоровенные парни, они сказали, что из охранного агентства, мы их госпитализировали, но через час-два они уходили, просто исчезали. Кем они были на самом деле — кто знает? Может, они и стреляли?

Отношение правительства к медикам не очень нас порадовало, ведь каждый день приходили люди из временного правительства, но после событий про нас просто забыли. Мы действительно многих спасли, поставили на ноги. Кто-то просто проходил мимо, получил ранение и стал героем апрельской революции. Но нас никто не собрал, мы не услышали простое человеческое «спасибо» от правителей. Я не о себе думаю, мои сотрудники — реаниматологи, санитары, санитарки, врачи - про них никто не вспоминает. Естественно, спасать и лечить — это наша работа, мы работаем не ради каких-то званий. Но просто обидно.

(Врачи предоставили агентству фотографии погибших, где зафиксированы их тяжелые ранения, но по этическим соображениям редакция их не публикует).

Заведующая отделением нейротравмы, внештатный анестезиолог-реаниматолог Минздрава КР Гульжан Джузумалиева о работе персонала больницы:

- Первый больной поступил в 13.30, я это хорошо запомнила. У него было поражение сосуда в паховой области. Я быстро пригласила сосудистого хирурга, врачи только приступили к работе, как начались массовые поступления. Раненых укладывали прямо во дворе. На полу лежали здоровые ребята, и мы не могли понять, кто жив, кто мертв, кого спасать первым. Тут же делали интубацию, везли в реанимацию. Кого-то хотели интубировать, но тут же девочки-врачи кричали: «Гульжан Сардаровна, интубация уже не нужна, он мертв...» Как? Давайте попытаемся, может быть, он еще не мертв!

Я разделила бригаду на три части. Одна часть была в этом здании — отделении нейротравмы, вторая часть — в следующем здании, где есть еще одна реанимация и третья — у анестезиологов и урологов.

Мы быстро организовались, поскольку мы отделение экстренной нейротравмы. Ребят привозили, бросали. Я не приуменьшаю работу скорой, но больше всего пострадавших привезли простые граждане, попутчики. Я запомнила мужчину лет 60, простой гражданин, он привозил раненых без остановки. Он сказал: «Я буду привозить раненых к вам». Привозил и тут же ехал за другими. Ребята несли раненых на себе. Оставляли и тут же бежали обратно.

Мы прямо на месте делали сортировку. Например, если кровь шла из области брюшной полости — отправляли в хирургию, с ранениями в голову оставляли у себя, если было ранено лицо — в лоротделение, ранение в области мочевого пузыря — в урологию. Как на войне.

Поступление больных закончилось примерно к полуночи, до утра шли операции, затем в течение месяца мы работали в очень напряженном режиме. Все мы работали — все больницы были забиты. Мы получили около 40 человек, мы все были в крови, санитарки вытирали пол тряпкой и отжимали кровь.

Когда умерших стало очень много, мы поняли, что нужно их вынести из коридора, начать их сортировку, нужен был контроль, потому что начали приходить родственники, спрашивать.

На сортировку я поставила клинического ординатора, совсем молоденькую девушку. Она сказала: «Гульжан Сардаровна, я боюсь трупов».

«Айсулуу, ты женщина, ты сможешь все правильно и внимательно заполнить, - ответила я. - Посмотри, ребята-санитары бегают, они не смогут. Мы должны контролировать, иначе подойдет толпа, умерших могут унести».

Мы закрыли двери, шло описание погибших: труп мужчины в черной футболке, азиатская национальность, волосы такие-то, приметы.

Позже я начала спрашивать, сколько человек она записала, требовала цифры, поскольку мне нужно было доложить о погибших руководству. Ей было совсем плохо, у девочки почти состояние срыва, она плача мне ответила: «Вам только цифры, цифры, а это люди!» (Г.Сардаровна не может сдержать слезы).

Извините, что я плачу, но это тяжело вспоминать. В основном у нас работают женщины, и реаниматолги женщины, и врачи. Ночью, часа в три на какой-то момент опустились руки, мы сидели плакали. Мы не знали, что будет утром.

В ту же ночь стали приходить добровольцы, приносили коробки с медикаментами, пришли мужчина, женщина и девочка, принесли 10 тысяч и сказали: «Возьмите для раненых». Шли простые люди, несли все: начиная от носков, мыла, заканчивая едой. Потом пошли представители партий с телохранителями.

У революции бывают разные лица, говорили, что некоторые люди были в алкогольном состоянии, когда шли на площадь. Но я видела нормально одетых, красивых ребят. Я верю, что простой народ включился. Бежит десять человек, из них, может быть, несколько истинных патриотов и несколько просто любопытных. У нас лежал Алиясбек Алымкулов, министр миграции и молодежи, он вылечился.

Сейчас много говорят о революционерах, многие получили премии. О врачах никто, к сожалению, не помнит. Мы многое сделали и продолжаем делать, и руководству страны нужно больше думать о людях, о бюджетниках. Были бы у меня такие деньги, как у депутатов, я бы открыла клинику, сделала ремонт в каком-то отделении. Я не могу покинуть свою родину, буду как и прежде приезжать на работу при любом вызове из больницы. Но покинуть страну могут другие, так и не услышавшие слов благодарности.

По теме: