«Здоровье» (АКИpress) — Члены Научно-консультативного комитета по COVID-19, бывший министр здравоохранения, профессор Талантбек Батыралиев и главный врач частной клиники в Бишкеке, инвазивный кардиолог Дамир Осмонов о борьбе с коронавирусом в Кыргызстане.
Беседовала Елена Баялинова.
- Что за испытание устроили мы собственному народу и нужно ли расследование по каждому случаю смертей?
Батыралиев: Конечно, это был неправильный подход, когда был ограничен доступ пациентов к лечению. Будет очень интересно увидеть исследование, по каким причинам в период пандемии умирали люди в Кыргызстане, в том числе и от коронавируса.
Осмонов: По поводу случаев летальности Научно-консультативный комитет сразу предложил единый подход по регистрации, анализу, подходам к лечению и смертности, чтобы на каждого пациента по определенной схеме была заведена база данных с обозначением там сопутствующих заболеваний. К сожалению, этого сделано не было. И это необходимо сделать не для того, чтобы кого-то наказать и преследовать, а чтобы очертить круг задач и сделать выводы, посмотреть на реальную картину и собственные ошибки.
Батыралиев: У нас есть более 150 тысяч читателей в социальных сетях, и в Научно-консультативном комитете мы изначально били тревогу и еще в начале апреля писали, что для научных целей и улучшения тактики лечения необходимо делать вскрытия. Информация о вскрытиях пошла только в конце июля. По некоторым данным, вскрытий было не больше 30%. По организации работы в условиях пандемии, мне кажется, Совбез сделал очень глубокую и правильную оценку и дал четкие дальнейшие направления.
Теперь все будет зависеть от их исполнения. Но у людей оправданно есть еще вопросы, которые до сих пор звучат в социальных сетях: как должно было быть на самом деле? Почему мы днем и ночью не готовились к пику коронавируса? Почему умерли их родственники? Почему оказались закрытыми больницы? Почему были неэффективными первые протоколы лечения?
- И все-таки, какой была наша главная ошибка?
Батыралиев: В тех странах, в которых относились к коронавирусу, как к инфекционному заболеванию и открывали только инфекционные отделения и больницы, пациенты не получили медицинскую многопрофильную помощь. В европейских странах и в таких странах, как Россия, инфекционные больницы никто не открывал, а существующие – превращались в многопрофильные.
В мае месяце самой страшной по смертности была Италия. Как известно, туда на помощь поехали российские врачи, и среди них не было ни одного заболевшего, потому что они работали в четком военном алгоритме, когда в команде был даже специальный человек, который проверял правильное надевание и снимание СИЗов при выходе из красной зоны. Мы же отнесли к коронавирусу, как к инфекции и собрали всех пациентов в инфекционных отделениях и больницах.
Моему другу при заболевании коронавирусом стало плохо и ему было показано аортокоронарное шунтирование, но там, где он лечился, на это, к сожалению, не обратили внимание и ему не сделали ни кардиограмму, ни ЭХОграмму.
У нас очень поздно стали понимать, что коронавирус - это не только проблема пульмонологии. Любые наши предложения воспринимались в Минздраве в штыки. А мы не критиковали, а опирались на современные данные.
Глядя на сегодняшнюю ситуацию, мы не извлекли уроков, а приняли решение, вместо многопрофильных, опять строить инфекционные больницы, потребность в которых после пандемии будет ослабевать, еще и потому, что наши люди уже элементарно научились мыть руки и, надеюсь, будет уменьшаться эта кошмарная толкучка в республиканской инфекционной больнице. В турецкой Адане, например, есть инфекционное отделение на 100 коек, которое всё время простаивает, а в городе проживает 4,5 млн. человек, но даже там эти койки не всегда заполняются. Надо строить многопрофильные больницы.
- Во время форс-мажора, наверно, трудно строить больницы и принимать взвешенные решения?
Батыралиев: Нельзя принимать решения в паническом состоянии, как например, в Кыргызстане объявили и решили подготовить узких специалистов ускоренными темпами в течение года. Это – нонсенс. По моим наблюдениям, таких специалистов надо готовить не менее пяти лет, а для этого необходимо создавать клинические базы. Переобучить и подготовить за короткое время можно только врачей с большим опытом и то не всех, допустим, врачей-инфекционистов, иногда терапевтов. Нам не нужно много врачей на шестимиллионное население. Государство должно готовить себе кадры, делать централизованный набор и во время обучения им надо платить, а кто обучается вне, должен оплачивать обучение самостоятельно. Во всем мире специализация – дорогое удовольствие. Для качественных медицинских услуг должна быть качественная подготовка кадров. Время и потребность заставляют нас менять имеющиеся стандарты.
Осмонов: Я тоже категорически против такого подхода, потому что эпидемия или пандемия не меняет требований к качеству подготовки специалистов. Из-за пандемии мы не можем и не должны обучать какого-то специалиста быстро. Существуют мировые стандарты и продуманное время на подготовку той или иной специальности. Коронавирус не может укоротить или ускорить процесс обучения, который у нас и без того оставляет желать лучшего.
- Частные больницы тоже были вынуждены открывать красные зоны, какие были извлечены уроки?
Осмонов: В красной зоне клиники работало три бригады, и было вылечено около 50 пациентов, нуждающихся в специализированной помощи: коронавирус плюс сердце, коронавирус плюс инфаркт, плюс нарушение ритма сердца и т.п.
В начале хаоса в соцсетях писали, что мы теряем больных из-за обычного отека легких, который легко можно узнать с помощью стетоскопа.
По опыту нашей клиники мы были вынуждены нарушать правила СИЗ, и я заставил своих сотрудников это делать, потому что коронавирус поражает в основном легкие, и их нужно обязательно выслушивать, ведь картина меняется каждый день. А мы кардиологи и кардиохирурги не можем работать без стетоскопа, и у нас в практике не было ни одного случая отека легких.
Что касается результатов анализов, то многие говорят, что С-реактивный белок - это не особый показатель, но именно в нашей практике этот анализ крови показал, что он напрямую связан с активностью коронавирусного заболевания.
Например, в случае вашей болезни, Елена, С-реактивный белок был отрицательным и мы уже готовили вас к выписке, но на следующий день он показал уже цифру 74, а через день – 124, при том, что самочувствие у вас было нормальным. На рентгене была явная картина поражения более 50% легких, и мы продолжили лечение, и это не единичный случай.
После коронавирусного заболевания, когда оно уже отдает на сердце, С-реактивный белок становится не чувствительным, потому что на первый план выступает уже не сам коронавирус, а воспаление. Воспаление в перикарде проявляется таким образом, что человек потеет, у него продолжается одышка, и лежа, он чувствует себя хуже, а минимальная нагрузка вызывает у него выраженную потливость. Полагаясь на свой опыт, при обнаружении воспаления перикарда, я назначаю противовоспалительные средства, а в некоторых случаях - высокую дозу кардиомагнила или аспирина. Потливость резко уменьшается, проходит одышка и через две недели на проверке толщина перикарда уменьшается вдвое и человек чувствует себя легче.
Поэтому людям, у которых после коронавируса через определенное время (через десять дней или две недели) продолжается одышка, потливость, тяжесть в груди, - лучше обратиться к кардиологу.
Батыралиев: Почему-то коронавирусом у нас сразу стали больше заниматься инфекционисты и пульмонологи, сработали стереотипные привычки. Так было до тех пор, пока мы не поняли, что морфологически по локализации это только легкое, а фактически в большей мере страдают сосуды и вся сердечно-сосудистая система. В Англии, например, кардиология и пульмонология рассматриваются, как одна общая торакальная служба. А у нас получилось таким образом, что при отсутствии многопрофильных больниц, коронавирусом занимались только узкие специалисты и его воспринимали, как инфекцию, при которой, якобы, задеваются только легкие, откуда и пошло повальное назначение антибиотиков, хотя мы прекрасно понимаем, что нет какого-то конкретного противовирусного лекарства против коронавируса. Трамп, например, принимал лекарство от малярии…
Таким образом, разношерстный подход и школы создали нам новые проблемы в лечении и организации службы оказания медицинской помощи коронавирусным больным. Пандемия должна полностью поменять наше сознание и изменить подходы к лечению в принципе.
- Спасали ли онлайн-консультации и утвержденные временные руководства по лечению коронавируса, и какова его выявляемость в данное время?
Батыралиев: Онлайн консультации – это хорошо, но как можно оценить пациента только по разговору, например, если он в данное время находится в Баткенской области?!
На опыте Италии в критической ситуации на неё очень повлиял приезд российских врачей, которые обеспечили многопрофильный подход при жесткой военной дисциплине. И не было никакой паники.
А что сделали мы? Мы метались в подборе антибиотиков, иногда одновременно назначали их в инъекциях и таблетированной форме, а в первое время, когда к нам приехали российские врачи, и вовсе какое-то время ревностно не подпускали их к пациентам.
Утвержденное временное руководство по лечению коронавируса – это лишь руководство к действию, но человек – не машина и его не вылечишь нажатием какой-то одной кнопки. Каждого пациента лечишь индивидуально, и, по идее, его должен лечить и вести один врач, необходимо соблюдать преемственность в лечении.
Коронавирус сейчас выявляют только по обращаемости. Выявлять - это не наша работа, а работа Минздрава. Реальных случаев, конечно, намного больше. В Турции, например, на каждом участке гоняются за каждым коронавирусным пациентом и его контактными лицами.
Если не идешь навстречу COVID-19, - он сам к тебе приходит.
Криминал и происшествия у нас в Инстаграме @svodka.akipress
